Сальери вещает.
Практически для каждого в этом мире и в этой Европе приёмы делятся на два типа: когда честь оказывает организатор вечера, приглашая гостя, либо когда честь оказывает гость, вечер этот посещая. Несмотря на успех последних нескольких лет, данная ситуация попадала скорее под первую категорию, чем под вторую, так что глупо было бы игнорировать приглашение.
Люди. Мужчины, женщины, костюмы, платья, танцы. Разговоры, сплетни, улыбки. Небольшие группки, беседы о чём-то и ни о чём. Попытки пройти меж ними, словно продраться сквозь бурелом. Вопросы, ответы, враньё, недоговорки, попытки от всего этого уйти.
Нечто очередное и обыкновенное, ничуть не выделяющееся из общего фона.
Но и важное, тем не менее. Приёмы эти никогда не проходят бесследно: всегда обзаведёшься новым, полезным, должно быть, знакомством, можешь разузнать свежие новости и сплетни, просто и элементарно «засветиться», показать себя всему «свету» Австрии.
На данный момент меня наиболее всего интересовало первое.
- Позвольте представить, Антонио Сальери.
Я вежливо кивнул, не стягивая с лица приветливой полуулыбки. Не было нужды в представлении девушки, стоявшей сейчас впереди: как же, Алоизия Вебер, молодая и весьма талантливая певица, стремительно набирающая популярность, исполнительница главной роли в опере. Становилось всё сложнее не знать о ней, чем наоборот, и мне показалось, что это знакомство будет весьма полезным. Оттого и возникла просьба знакомства.
Фройляйн не казалась любительницей подобного рода вечеров. Предыдущие наблюдения не раз замечали закатанные глаза, сжатые челюсти или насквозь фальшивую улыбку, а при оклике её господином N она, казалось, обречённо как-то вздохнула. Её можно было понять: вся эта напускная вежливость вряд ли кажется ей тем, что она считает интересным проведением досуга или хотя бы просто имеющим смысл. Привычка и понимание обыкновенно приходят немного позже, чем в девятнадцать.
Впрочем, вряд ли это многое для меня меняет.
Я, возможно, переборщил тут с произволом, пинай, если что.